Не шей ты мне, матушка, красный сарафан - Вера Мосова

– Зорька телится, – пояснила ей Маруся, когда Нюра вошла в дом, – чего-то там у неё не заладилось, она ж первотёлок. Помогают они ей, телёнка вытягивают.

Нюра встревожилась за красавицу Зорьку. Вроде и привычное это дело, но всегда тревожное. Чёрная комолая корова кличке Ночка, Зорькина мать, отелилась еще до Масленицы, произведя на свет милую тёлочку с белым пятнышком на лбу, похожим на звёздочку. Её так и назвали – Звёздочка. Теперь вот пеструшке Зорьке время подоспело. Хоть бы всё обошлось.

Сёстры сели за пяльцы в напряжённом ожидании. Воскресный день, в доме стоит тишина. Иван с Лукерьей с утра запрягли Буянку и отправились в соседний завод, пройтись по лавкам. Надо купить Лушке сапожки. Мать заказала им разной мануфактуры да лакомств каких-нибудь. Отец велел присмотреть новую борону к посевной. В доме пусто. Василко с утра в малуху к деду убежал, корзинку там плетёт. Сёстры то и дело поглядывают на дверь, ждут, когда мать с доброй вестью войдёт. О том, что весть может быть и недоброй, стараются не думать.

И надо же такому случиться, что именно в это время пожаловал важный гость! К воротам подкатила красивая лёгкая повозка, а из неё вышел Павел Иванович. Нюра враз побледнела. Она знала, что когда-то он должен приехать, но день не был оговорён, да и – чего уж греха таить – она очень надеялась, что он про неё забудет. Мало ли невест в большом городе! Ан не забыл!

– Сиди тут! – решительно приказала ей младшая сестра. – А я выйду, встречу гостя.

По пути Маруся кликнула Василку, чтоб он помог на дворе с лошадью. Он знает, что надо делать, не раз подсоблял старшим встречать гостей. Потом распахнула широкие ворота для повозки, поприветствовала Павла Ивановича и пригласила его в дом. Возница подал небольшой дорожный сундучок, изготовленный из кожи и окованный по бокам железом, и Павел Иванович, легко подхватив его, направился за Марусей.

Пока гость снимал дорожный плащ, девушка пристально разглядывала его. Роста он не сильно высокого, но и маленьким не назовёшь. В меру строен для своего возраста. Не толст и не худощав. Одет в серый сюртук, который он небрежно расстегнул, под ним виднеется жилет из той же материи. Поверх стоячего воротничка белоснежной рубашки повязан мягкий шёлковый платок черного цвета. Да он ещё и щёголь! Маруся прежде видела Павла Ивановича только в форменном мундире служащего, и потому его сегодняшний вид её очень удивил. Она предложила гостю сесть и попросила немного подождать, пока освободятся родители. Сама же тем временем налила ему чаю. Гость поинтересовался, как поживают девицы, здоровы ли родители. Маруся скромно отвечала на его вопросы.

Вскоре послышались голоса отца и матери, на крыльце раздались шаги. Маруся выскользнула узнать, как там дела. К счастью, Зорька благополучно разрешилась бычком, таким же чёрно-пёстрым, как и она сама. Первый порыв сестёр броситься в хлев и посмотреть был тут же пресечён отцом.

– Нечего смотреть, дайте ему оклематься! Сырой ещё!

И девицы вернулись к рукоделию.

Отец быстро привёл себя в порядок и пошёл в горницу к гостю. Мать захлопотала у печи, вынимая оттуда небольшой чугунок с томившимся в нём мясом, другой, побольше, со щами да глиняный горшочек с кашей. А Маруся шепнула сестре:

– Жених-то у тебя баской5 оказался! Нарядный такой, не чета нашим парням!

Нюра промолчала. Разве может кто-нибудь сравниться с её Алёшенькой?

– Мань, спустись-ка в голбец6, достань сметану да маслице, – скомандовала матушка.

Маруся нехотя поднялась

– А ты, Нюра, пойди в ле′дник, – продолжала мать, хлопоча у стола, – там две куры забитые лежат, неси их в избу, к вечеру приготовлю. Крышку-то осторожно подымай, она тяжёлая, смотри, на ноги не урони.

Нюра отправилась во двор. Там, рядом с амбаром, была небольшая клетушка, используемая для хранения продуктов в теплую пору. В ней вырыта глубокая яма, которую в конце зимы заполняют льдом, нарубленным на реке. Здесь в тёплое время года хранятся продукты.

– Ой, Нюра, он такой! …Такой! – продолжала Маруся, прибежавшая на подмогу.

– Какой такой? – проворчала сестра. – Держи-ка крышку, чтоб мне на голову не упала.

– Барин! Ей Богу, барин!

– Вот и иди сама за него, раз он так тебе понравился! Барыней станешь! – буркнула Нюра.

– А я бы, может, и пошла! Но тятенька не позволит. Нельзя старшей сестре дорогу перебегать, примета плохая. Ты же знаешь – коли младшая первой замуж выйдет, то старшая навек в девках останется.

– А по мне бы, так лучше в девках, чем за нелюбимым мужем, – печально проговорила Нюра.

Стали собирать на стол.

– Ты чего за деревянные плошки ухватилась? – заворчала мать на Нюру. – Гость-то наш, поди, и не едал из таких никогда. Сервиз кузнецовский доставай! Он с позапрошлогодней ярманки новёхонький стоит, своего часу ждет. Нельзя нам в грязь лицом ударить. А ты, Маня, скатерть вышитую вынь из сундука, негоже нам такого гостя по-простому принимать. Да сарафаны-то поменяйте, новые наденьте, которые к Пасхе шили! Нечего срамиться перед людьми.

Вскоре на столе непривычно поблёскивали фарфоровые тарелки, румянились пироги с грибами да шаньги7 с творогом, ещё утром испеченные матерью. А хозяйские дочери в новых сарафанах хлопотали возле стола

Отец кликнул Нюру в горницу. Она робко вошла, слегка поклонилась гостю.

Павел Иванович внимательно оглядел её, словно оценивал. Потом протянул ей небольшую бархатную коробочку с просьбой принять от него этот подарок. Нюра поблагодарила, взяла коробочку в руки, да так и замерла с ней, не решаясь открыть.

– Что ж ты не желаешь взглянуть на мой подарок, Аннушка?

Дрожащими руками открыла она коробочку и увидела красивый серебряный набор с малахитом, серьги и кольцо. Никогда ещё Нюра не получала таких подарков. Серьги были чудо как хороши, да и колечко тоже. Только вот то, простенькое, подаренное Алёшей, было ей куда дороже этого недешёвого подарка. Павел Иванович попросил её примерить украшения.

– Сейчас это самый модный камень, – с гордостью произнёс он, – и не только у нас, даже в Европе.

А какая ей разница – модный ли камень, не модный ли! Неужто она на него свою любовь променяет?! Но отказать гостю она не посмела и надела украшения. Так и вышла в них к семье, и очень удивила этим сестру, глаза которой загорелись восторгом.

А тут как раз подоспели к обеду Иван с Лукерьей, и все пошли к столу. Кликнули и деда с Василкой. Маруся глянула на старшего брата, он как будто посвежел лицом, да и Лушкины глаза

словно светились. Вроде, и не радостью, а каким-то тёплым внутренним светом. Давно она такой не была. Ну, и слава Богу, всё налаживается.

После первой рюмки клюквенной наливочки натянутость, нависшая над столом, начала понемногу рассеиваться. Пошли разговоры о дорогах, о погоде, о видах на урожай. Отобедав и выйдя из-за стола, гость поблагодарил хозяйку и одарил всех, не забыв никого. Василко получил деревянную дудочку, дед Степан – рубаху-косоворотку, Анфиса, Лукерья и Маруся – по яркому павловскому платку, а Прохор с Иваном – по диковинному складному ножу, каких они еще никогда не видали.

Затем отец с гостем опять беседовали, уединившись, и Нюра была рада, что её не трогают. Она терялась перед Павлом Ивановичем, не знала, как ступить, что сказать. Всё в ней замирало от страха. Да ещё это колечко с малахитом жгло палец, на который совсем недавно девушка надевала более ценный для неё подарок. Вечером было объявлено, что с этого времени Нюра считается невестой Павла Ивановича. Вот так просто, без всяких там сватов, без принятого в народе «у вас товар, у нас купец». К тому же, Нюриного согласия никто и не спрашивал. Всем было ясно, какую высокую честь оказали семье.

Наутро гость откланялся, и Нюра облегченно вздохнула. Отец сообщил, что на Троицу они приглашены к жениху в гости. Как раз закончат с посевной, и будет небольшой роздых перед сенокосом. Нюра огорчилась. Она-то тешила себя надеждой, что хоть на Троицу свидится с Алёшей. Уж как она любила этот праздник, ей нравилось завивать венки на берёзке, петь песни и водить хороводы. Жаль, отец нынче не отпустит её из дому. Но в церковь-то он ей не запретит ходить! Может, хоть там с милым повстречается.

– Ты представляешь, сестрица, будешь жить, как барыня, в большом красивом доме, – рассуждала Маруся. – Да еще, наверное, с прислугой. Жених-то твой один живет, значит, у него кухарка должна быть, да и другие слуги тоже. Может, тебе и впрямь повезло, только ты этого еще не уразумела?

– Ой, страшно мне, Марусенька! – отвечала ей Нюра. – Он ведь человек другого круга. Ума не приложу, зачем я ему нужна? Непонятно всё это, потому и страшно.

– Тятенька сказал ведь, что ему нужна девушка скромная, без капризов. Может, у него первая жена была слишком привередливая?